Джанго Рейнхардт (Django Reinhardt)(часть 2)

Всемирная выставка 1937 г. привлекла в Париж немало звезд джаза, и Charles Delaunay and Hugues Panassie не жалели усилий, чтобы устроить своим протеже встречи с ними. Для Джанго это был шанс сравнить себя с "большими шишками" американской черной музыки. И до этого ему случалось джемовать кое с кем из них - известен случай, когда Рейнхард и саксофонист Coleman Hawkins полтора часа импровизировали на тему Sweet Sue. В Квинтете даже нашлось место для певца и танцора стэпа Freddy Taylor, выступавшего со своим номером "Swing Men from Harlem." Джанго также часто аккомпанировал черным певцам на Монрмартре. Им посвящены две вещи из числа его наиболее известных - Mabel (Mabel Mercer) и Brick-Top. Однако, специально организованные записи с заезжими знаменитостями были чем-то особенным. Они уравняли Джанго с лучшими музыкантами джаза, стали чем-то вроде знака качества на его творчестве. Возможно, он охотно принимал в них участие, поскольку подсознательно чувствовал в этом хорошую возможность ответить критикам, отказывавшимся признать в его музыке настоящий джаз, упрекавшим его в "цыганщине". Для них отсутствие духовых в Квинтете лишь подтверждало "неджазовость" группы. Многие и просто откровенно завидовали мастерству Джанго (годы спустя Стефан Грапелли говорил: "Джанго был гением, намного опередившим свое время. Многие другие гитаристы попросту боялись сравнений с ним, и было немало тех, кто ничуть не сожалел потом о его уходе из жизни").

Но американцам не было никакого дела до этих интриг. Для них талант Джанго был очевидным фактом, а не темой для спекуляций. Многие из них, едва приземлившись в Париже, задавали один-единственный вопрос: "Где играет Джанго?". Именно так и состоялась знаменитая "All-Star" session, в которой в дружеском состязании сошлись американские монстры саксофона Coleman Hawkins и Benny Carter и ведущие французские джазмены, Alix Combelle и Andre Ekyan. Записанные в результате две пластинки положили начало длинной серии на лейбле Swing, первой по тому времени компании, занимавшейся исключительно джазовой музыкой. Рейнхард сыграл немаловажную роль в успехе подобных сессий, выступая по большей части как аккомпаниатор, но иногда и солируя. Его вклад по достоинству был оценен участниками.

Многие критики считают, что ни в какой другой период своей истории европейский джаз не демонстрировал столько свежести и оригинальности, как в предвоенные годы. Одни из его самых ярких страниц были написаны во Франции скрипачами, такими как Michel Warlop, Stephane Grapelli или Eddie South (черный музыкант с впечатляющим классическим образованием) при непосредственном участии Джанго Рейнхарда. В сотрудничестве с "удивительным цыганом" записали во Франции одни из лучших своих работ и такие звезды, как трубач Bill Coleman, тромбонист Dicky Wells, исполнитель на гармонике Larry Adler, другие музыканты уровня Rex Stewart или Barney Bigard. Некоторые дошедшие до нашего времени записи соло Рейнхарда - в таких номерах, как St.Louis Blues (вместе с Loulou Gaste) или I'll see you in my dreams (с Baro Ferre) - до сих пор являются образцовыми для гитаристов, и не только джазовых. То же можно сказать и о такой вещи, как Minor Swing, возможно, лучшей в репертуаре коллектива, ставшей его визитной карточкой.

До самого начала войны Джанго и Квинтет делили свое время между работой в студиях (все более частой), в клубах и популярными jam sessions в "Nuit Bleues" и "Swing Time". Были и незабываемые концерты - в Salle Pleyel, Salle Gaveau, Alhambra, ABC. Состоялось несколько зарубежных гастрольных туров (в Испанию, Швейцарию, Голландию, Бельгию, Англию и Скандинавию). К 1939 г. карьера Джанго Рейнхарда была на пике. Квинтет имел устойчивую солидную репутацию. Сам Джанго получил все о чем мечтал, выступив вместе со своим кумиром Дюком Эллингтоном в "Hot Feet". В этот момент, в самый разгар очень успешного тура по Британии, пришло жестокое известие о начале всеобщей мобилизации. При первом приближении грозы Джанго запаниковал и исчез, забыв о группе, багаже и даже своей гитаре. Оставшийся в Лондоне Грапелли увидит его в следующий раз только после Освобождения.

Весьма скоро, однако, Джанго снова материализовался, причем в ранге поп-звезды - во Франции, отрезанной оккупацией практически от всех контактов с американским джазом. Он собрал новый "свинговый" квинтет, взяв в пример состав Benny Goodman'а, с кларнетистом Hubert Rostaing. Вскоре эта группа стала новым идолом парижских фанов. Едва оправившись от катастрофы поражения, Париж жаждал удовольствий и развлечений. Публика желала "свинга", джазовые записи внезапно стали продаваться тысячными тиражами. До сих пор джаз во Франции был вотчиной посвященных энтузиастов, уделом избранных - и вдруг он стал всеобщим увлечением, в фокусе которого оказался новый квинтет и сам Hot Club de France. Как вспоминал Charles Delaunay: "Когда Джанго и его новая команда первый раз выступили на публике, в кинотеатре "Normandie", они были ошеломлены оказанной им встречей. Это была не просто реакция покоренной нации, стремящейся в развлечениях забыть свои неудачи и проблемы. Это был акт неповиновения, вызова оккупантам, вождь которых называл джаз "кривлянием черных недочеловеков". Цыганский гитарист стал символом этого вызова.

Надо отметить, что Рейнхард мог легко воссоздать Квинтет с другим скрипачом-солистом, и в такой форме группа была бы более чем приемлема для любителей музыки в армейских ботинках из-за Рейна. Вокруг было много скрипачей - Georges Effrosse, Andre Karen, Sylvio Schmidt, Michel Warlop, после его возвращения из плена. Вместо этого Джанго решил собрать типично "американский" состав, даже с барабанщиком - и именно в тот момент, когда все происходившее с другой стороны Атлантики воспринималось с большим подозрением. Несмотря на широко распространенное мнение, джаз в те мрачные времена играть не запрещали, но создание такого состава уж точно не было самым простым способом заработать себе на жизнь, не портя отношения с оккупационной комендатурой. Любители джаза были и среди немецких офицеров (одним из них был Dietrich Schulz-Koehn по прозвищу "Doktor Jazz", один из самых больших почитателей Джанго, не раз выручавший его в сложных ситуациях). В любом случае, запрет на записи американского джаза только повысил ценность дисков, которые французские джазмены выпускали сотнями под самым носом у оккупантов, используя отвлеченные названия, чтобы скрыть их родство с американскими предшественниками.

В отсутствии иностранных звезд французские музыканты внезапно оказались нарасхват. На помостках данс- и мьюзик-холлов и больших кинотеатров такие исполнители, как Alix Combelle, Andre Ekyan, Gus Viseur и Aime Barelli стали звездами буквально за один день, или скорее ночь, а Джанго был возведен в ранг суперзвезды, сравнимый разве что с уровнем популярности идолов кинематографа. Так предпринятые без расчета, инстинктивно, изменения в составе Квинтета привели его лидера к созданию формулы успеха, музыки, в точности соответствующей запросам публики.

Все это пахло большими деньгами. Соответственно, Джанго не долго сопротивлялся зову своей цыганской души: он проигрывал огромные суммы в казино, вел себя как примадонна, короче, пустился во все тяжкие… Однако, записи этого времени показывают, что и в таких условиях, загубивших не один талант, Джанго сохранил свою музыкальную состоятельность.

Его самая знаменитая вещь, Nuages (Облака), была написана именно в этот период. По структуре и гармонии её никак нельзя назвать коммерческим хитом, однако, исполняя композицию в Salle Pleyel в январе 1941 г., Джанго по просьбам пришедшей в экстаз аудитории три раза повторил номер на бис.

Другие сочиненные им в то время мелодии, положенные на слова, вскоре распевал весь Париж - Swing 41, Dinette, Crepuscule, Swing 42, Douce Ambiance. Эти хиты еще больше способствовали и без того растущей популярности у публики его нового "свингового" состава с солирующими гитарой и кларнетом. В отличии от предвоенного периода, группа играла теперь в более строгом, близком к американскому оригиналу стиле, при этом с добавлением риффов, скорее всего, навеянных Charlie Christians (с творчеством которого Рейнхард был знаком) из Benny Goodman Sextet. Эта музыка, сочетавшая одновременно простоту и изощренность, печаль и волнение, точно отражала дух своего времени.

Короче говоря, проект "Nouveau Quintette du Hot Club de France", как теперь назвался состав Джанго, был полным триумфом. Ночные клубы и мьюзик-холлы Парижа буквально дрались за право предоставить им площадку для выступления. Они триумфально выступали в "Olympia", "Moulin Rouge", у Jane Stick, в "Le Ciro's", "Le Doyen"... Вскоре и Париж оказался мал для группы, и она отправилась с гастрольными турами в провинцию. О них потом были сложены легенды, а тогда у промоутеров добавилось немало седых волос. В те времена остро чувствовалась потребность в побеге от реальности, и яркая звезда Джанго, его блестящий музыкальный талант не могли не очаровывать. Его имя высвечивалось большими буквами на входах в кино- и театры, его афиши покрывали стены. Личность Джанго привлекала таких разных людей искусства, как братья Prevert, Paul Grimault, Marcel Carne, Henri Crolla, Mouloudji. С ним водили знакомство звезды сцены и экрана - Marlene Dietrich, Danielle Darrieux, Frehel, Edith Piaf, Paul Meurisse.

В гастрольных турах 1942 и 1943 гг. на кларнете играли Andre Lluis и затем Gerard Leveque, но это не повлияло на саунд и успех. Слушая их записи сегодня, можно было бы ожидать, что столь популярная в свое время группа будет звучать лишь угасающим воспоминанием о прежних временах. Но это не так. Наоборот, эта музыка как будто раскрыла секрет вечной юности. Живая музыкальность Джанго была лучом света в темном царстве военных лет, и неудивительно, что его опыт служил примером для других исполнителей. У Квинтета появились последователи, такие как известный в те годы биг-бэнд "Jazz de Paris", оркестры Noel Chiboust, Jerry Mengo и Raymond Legrand, от которых сегодня напоминают лишь их названия.

Сам Джанго также увлекался оркестровыми аранжировками. Он собрал группу под названием "Django's Music", исполнявшую его собственные аранжировки, надиктованные с помощью гитары. Рейнхарду не удалось полностью реализовать свои амбиции композитора симфонической музыки, в этом смысле его Месса никогда не была завершена. Однако, некоторые его оркестровки (как, например, Stockholm, Nympheas, Feerie) создают любопытную импрессионистскую атмосферу, в которой размываются границы джаза и не-джаза. Другие выдержаны больше в традиционной свинговой стилистике - как Artillerie Lourde ("Тяжелая артиллерия"), название и настроение которой явно перекликается с событиями ноября 1944 г.

Тяжелая атмосфера того времени начала в конце концов оказывать воздействие и на Джанго. Любителям джаза и музыкантам, беспрестанно гонимым коллаборационистским режимом Виши, становилось все труднее и труднее: цензура, унижения, аресты. Некоторые, как например скрипач Georges Effrosse, сгинули безо всякого следа.

Такой риск Джанго, как очень известной личности, не грозил, ему не надо было идти на компромисс с оккупационными властями для того чтобы заниматься своим делом. Но и он в конце концов оказался под прессингом. Его музыка все чаще подвергалась критике в коллаборационистской прессе, в то время как немцы становились все более настойчивыми в своих приглашениях Квинтету выступить на территории Третьего Рейха. В этих обстоятельствах Джанго счел за благо покинуть Париж. Он попытался получить убежище в нейтральной Швейцарии, но не будучи "ни евреем ни цыганом" получил отказ. Затем начался период странствований по Франции, иногда с Квинтетом, иногда с собратьями по бродячему цыганскому племени. В какой-то момент он даже вернулся в Париж и открыл в городе свой собственный клуб "La Roulotte" ("Фургончик бродячих артистов") неподалеку от того места, где родился его сын Babik.

В августе 1944 г. на Лазурном берегу, в Тулоне, городе, который имел важное значение в его жизни, Джанго встретил только что высадившиеся американские войска и присоединился к их оркестру. Для джи-ай он стал настоящей сенсацией. Под патронажем союзников он снова идет от успеха к успеху - выступление на концерте в честь военных в зале Olympia вместе с Fred Astaire, рекорд-сессии с музыкантами недавно распущенного после смерти лидера оркестра Glenn Miller, и как кульминация - сольный концерт с оркестром транспортной авиации в Salle Pleyel в декабре 1945 г. На записанном с этим оркестром незадолго до концерта диске гений Джанго предстает во всей красе. В Djangology, например, мы слышим удалую мощь гитариста-акустика, перекрывающего брасс-секцию целого биг-бэнда. Это была высшая точка популярности Джанго Рейнхарда. Никогда больше ему не суждено будет выступить перед такой обширной аудиторией.

1945 г. открыл в музыке новый саунд и новые имена - Dizzy Gillespie и Charlie Parker. Долгие годы экспериментов и поисков, попыток вывести джаз за пределы свинговых схем и стандартов привели их из знаменитого теперь Minton's Playhouse в Гарлеме на 52ую улицу Манхэттена, в центр Большого Яблока (Нью-Йорка). Эти два музыканта произвели настоящую революцию в джазе, открыв эру бибопа. После войны бибоп достиг и Европы, обращая в иную, отличную от свинговой традиции Луи Армстронга веру готовых воспринимать новое джазовое звучание европейцев. Конец войны и пришествие бибопа означал, что настают новые времена. Джанго Рейнхарду оказалось непросто адаптироваться к ним.

Начиная с 1946 г. он все чаще остается не у дел. Радость Освобождения прошла, джи-ай отправились домой за океан, эра свинга постепенно умирала. Клуб Джанго закрылся. По просьбе BBC Рейнхард отправился в Лондон, где вместе со старым другом С.Грапелли принял участие в рекорд-сессии восстановленного довоенного состава Квинтета. Новая встреча Рейнхарда и Грапелли стала настоящим подарком для них обоих - как будто они и не расставались, просто возобновив диалог с того места, на котором остановились много лет назад. Все, что изменилось - лишь мастерство музыкантов, ставшее более зрелым и выдержанным. Одним из продуктов сессии стала знаменитая импровизация на тему французского национального гимна - Марсельезы (под названием Echoes of France).

Благодаря усилиям Дюка Эллингтона, в октябре 1946 г. Джанго отправился в единственную в своей жизни гастрольную поездку по США. Эллингтон, познакомившийся с Рейнхардом в 1939 г., хотел привезти его в Америку еще тогда, но этим планам помешала война. Лишь спустя семь лет легендарный цыган смог пересечь океан и появиться на родине джаза, где он дал несколько концертов в качестве приглашенного солиста с оркестром Дюка. Большой славы снискать ему там не удалось, хотя его "двухпальцевый стиль" произвел сильное впечатление. Не взяв из Европы свой инструмент (гитару Selmer-Maccaferri), Рейнхард был вынужден играть на Epiphone со звукоснимателями. Запись концерта в Чикаго свидетельствует, что Джанго достаточно освоился с новым для него сустейном электрогитары. Но подчиниться строгой дисциплине гастролирующего биг-бэнда он так и не смог, и в феврале 1947 г. вернулся в Европу, проклиная страну, "где гитары звучат как кастрюли" (несмотря на это, в записях и концертах 1947-50 гг. Рейнхард все чаще использует наряду с традиционной акустической Selmer и электрогитару).

По возвращении в Париж предложения становятся все более редкими. Из-за недостатка предложений Джанго все больше и больше времени посвящает живописи. "Не говорите мне о музыке. Сейчас я занимаюсь живописью" - таков его обычный ответ на предложения по работе. Он оставил кисти лишь для гастролей в Бельгии с "военным" вариантом Квинтета с Rostaing, и даже совершил тур по американским военным базам в Германии. Но его музыка все менее привлекала аудиторию, поглощенную соперничеством Новоорлеанского Возрождения и бибопа. Неслыханный успех биг-бэнда Dizzy Gillespie, давшего концерт в Salle Pleyel в феврале 1948 г., прозвучал как приговор струнному джазу "без ударных и труб". Несмотря на то, что Quintette du Hot Club de France удалось добиться ангажемента на несколько недель в ABC Music-Hall, и сам Gillespie явился в гримерку Джанго, чтобы засвидетельствовать свое почтение и поджемовать, Рейнхард и Грапелли только в последнюю минуту получили приглашение на джазовый фестиваль в Ницце. Их встретили аплодисментами, но выступление не произвело впечатления и оказалось в тени триумфа оркестра Claude Later. Известный писатель и музыкант Boris Vian так отозвался о нем: "Граппели и Рейнхард как будто ненамеренно вернули нас в 1936 г...".

Сделанные вскоре после этого выступления студийные записи в свое время были также раскритикованы - говорили, что "былая страсть и изобретательность покинули Рейнхарда и Грапелли"….Однако, сейчас, по прошествии времени, эти слова можно поставить под сомнение. Наоборот, эти записи запечатлели великие таланты на пике мощи, зрелые, но не исчерпавшие потенциал дальнейшего развития, может быть, менее блестящие, но зато более уверенные. Эта новая версия старого музыкального партнерства не потеряла свежесть, драйв и легкость оригинального состава, при том что в игре Джанго заметно чувствуется стремление к переменам. Типично рейнхардовские пассажи чередуются с фразами, явно навеянными бибопом - если не в Lady Be Good или Brick-Top, то очень заметно в Just For Fun или Festival 48. Такие вещи периода 1947-48 гг. в исполнении Джанго Рейнхарда, как Cadillac Slim, Danse Nuptiale, Festival 48, Double Scotch построены на гармонической структуре, использовавшейся George Gershwin для темы I Got Rhythm, но мелодически это явно бибоп. Тема Micro (Mike) - пример классической для Джанго прогрессии C-Am-Dm-G7 (сравните с его вещами Daphne, Swing Guitars, R 26, и др.), оживленной введением новых мелодических оборотов. До самой смерти Джанго оставался новатором и искал новые средства самовыражения, не теряя при этом присущего ему лиризма и не изменяя романтической преданности гитаре.

В начале 50х Рейнхард перевез свою небольшую семью - Sophie "Naguine" Ziegler, свою вторую жену, и их сына Babik-из Парижа в небольшой городок Samois-sur-Seine к югу от столицы. Как вспоминал позднее его сын: "Я думаю, что жизнь в Samois была своего рода, убежищем для него, где он мог отдохнуть и переосмыслить свою музыку. Он был очень вдохновлен в то время и слушал очень много всего, начиная от Бетховена и до бибопа…. Бибоп - в особенности."

Oн скончался 16 мая 1953 г. в возрасте 43 лет. В эти сорок три года уместилась длинная и насыщенная жизнь. Наверное, лучше всего предоставить последнее слово его старому другу Stephane Grappelli. В интервью Melody Maker в 1954 г. он сказал: "Джанго сделал для гитары больше, чем кто-либо в джазе. Его стиль игры был не похож ни на один другой, благодаря ему джаз стал другим. Будет еще много выдающихся гитаристов, но никогда не будет другого Рейнхарда. Я просто уверен в этом".

перевод и компоновка статьи - Венсаат